Ночной холод охватил его. Он взбежал по короткой лестнице в западный двор, взобрался на ограду и скатился вниз на мощеную улицу.
Время тушить огни давно уже пробило, и тьма сопутствовала ему всю дорогу до постоялого двора. Муха влез по шпалерной решетке к своему окну и постучал в ставню.
Белдер, открыв окошко, помог ему забраться внутрь.
— Ну что? — спросил старый солдат.
— Я достал их.
— Меня просто отчаяние берет. Я потратил на тебя столько лет, и кем же ты стал в итоге? Вором!
— Это у меня в крови, — ухмыльнулся Муха. — Вспомни Бронзового Князя!
— Это только легенда. А даже если и правда, все его потомки были вполне порядочными людьми. Даже это надирское отродье — Тенака!
— Не говори о нем плохо, Белдер, — тихо отозвался Муха. — Он был мне другом.
Тенака спал, и его преследовали привычные сны.
Степь расстилалась перед ним до самого края земли застывшим зеленым океаном. Он натянул сыромятные поводья, и низкорослый конек, осадив, повернул на юг, стуча копытами по твердой глине.
Сухой ветер хлестнул в лицо, и он рассмеялся.
Здесь, только здесь он был самим собой.
Полунадир, полудренай, весь — ничто, плод войны, воплощенный символ нелегкого мира. В племенах его принимали с холодной учтивостью — ведь в его жилах текла кровь самого Ульрика. Но дружеских чувств к нему не питали. Дренаи дважды давали отпор кочевникам. Сначала, в старину, легендарный Бронзовый Князь отстоял перед ордами Ульрика Дрос-Дельнох. Двадцать лет назад «Дракон» наголову разбил войско Джонгира.
И теперь Тенака служил живым напоминанием об этом поражении.
Он скакал по степи один и совершенствовался в воинских искусствах. Меч, лук, копье, секира — в этом во всем он превзошел своих сверстников. Когда они отрывались от учения, чтобы поиграть, он продолжал занятия. Он прислушивался к словам мудрых, видевших войны и битвы по-своему, и его острый ум впитывал их уроки.
Когда-нибудь его примут как своего — надо только набраться терпения.
Но однажды он вернулся в родной стан и увидел свою мать рядом с Джонгиром. Она плакала.
И он понял. Он соскочил с седла и склонился перед ханом, даже не взглянув на мать, — таков был обычай.
— Тебе пришла пора вернуться домой, — сказал Джонгир. Тенака не ответил, только кивнул.
— В «Драконе» тебе приготовлено место — это твое право, ты сын князя. — Хану, казалось, было не по себе, и он избегал пристального взгляда Тенаки. — Ну, ответь же что-нибудь, — отрывисто бросил он.
— Как ты пожелаешь, повелитель, так и будет.
— И ты не просишь, чтобы я позволил тебе остаться?
— Если ты так хочешь.
— Я ничего от тебя не хочу.
— Когда мне ехать?
— Завтра. Тебя будут сопровождать двадцать всадников, как подобает моему внуку.
— Ты оказываешь мне честь, повелитель.
Хан кивнул, покосился на Шиллат и пошел прочь. Шиллат подняла полог шатра, и Тенака вошел в свой дом. Она последовала за ним, и там он обнял ее и сжал ей руки.
— О, Тани, — прошептала она сквозь слезы. — Чего ему еще от тебя надо?
— Может быть, Дрос-Дельнох станет мне настоящим домом, — ответил он. Но надежды в его голосе не было — Тенака был не дурак.
Проснувшись, он услышал, как бушует за окном метель. Он потянулся и взглянул на огонь — остались только тлеющие угли. Девушка спала на стуле, дыхание ее было ровным. Тенака подложил дров и осторожно раздул пламя. Потом посмотрел на старика — тот лежал мертвенно-бледный. Пожав плечами, Тенака вышел из комнаты. В коридоре стоял ледяной холод, и половицы потрескивали под сапогами. Он прошел на кухню, к колодцу, и стал качать насос, радуясь случаю размять мышцы. Скоро вода, вознаградив его усилия, полилась в деревянное ведро. Тенака скинул куртку, серую шерстяную рубаху и обмылся до пояса, наслаждаясь почти мучительным прикосновением ледяной воды к разогретому после сна телу.
Сняв остальную одежду, он отправился в гимнастический зал. Он крутнулся, подпрыгнул и легко опустился на пол, рубанув воздух сперва правой рукой, потом левой. Покатился по полу, выгнул спину и вскочил на ноги.
Рения наблюдала за ним с порога, укрывшись в темном коридоре. Это зрелище зачаровало ее. Он двигался, как танцор, однако было в нем и нечто варварское — какое-то первобытное начало, смертоносное и в то же время прекрасное. Его руки и ноги мелькали, круша и убивая незримых противников, а лицо оставалось безмятежным, свободным от всех страстей.
Рения содрогнулась. Ей хотелось назад, в тепло и уют комнаты, но она не смогла пошевельнуться. Его золотистая кожа казалась теплой и мягкой, но под ней вздувались и напрягались мускулы, твердые, как сталь-серебрянка. Рения закрыла глаза и попятилась. Лучше бы она этого на видела.
Тенака смыл с себя пот и быстро оделся, одолеваемый голодом. Вернувшись в комнату, он почувствовал какую-то перемену. Рения, избегая его взгляда, сидела подле старика и гладила его седые волосы.
— Буря утихает, — сказал Тенака. — Да.
— Что случилось?
— Ничего... только Олен как-то нехорошо дышит. Как ты думаешь, ему не хуже?
Тенака взял хрупкое запястье старика и нащупал пульс — сердце билось слабо и неровно.
— Когда он ел в последний раз?
— Два дня назад.
Тенака достал из котомки вяленое мясо и мешочек с овсом.
— Жаль, сахару нет — придется обойтись так. Пойди принеси воды и какой-нибудь горшок.
Рения молча вышла. Тенака улыбнулся. Вот, значит, в чем дело — она видела, как он упражняется, и это почему-то смутило ее. Он покачал головой.
Девушка вернулась с полным воды чугунком.