Царь Каменных Врат - Страница 9

Неудивительно, что ей не хочется жить.

Есть ли в глине алмазы для таких, как она? Этого Тенака не знал.

3

Человек вышел из кустов перед плацем «Дракона». Высокий, широкоплечий, узкобедрый и длинноногий, он был одет в черное и опирался на посох черного дерева, подкованный железом. Голову покрывал капюшон, лицо закрывала плотно прилегающая маска из черной кожи. Двигался он легко и плавно, как заправский атлет, но настороженно, всматриваясь ярко-голубыми глазами в каждый куст и каждую тень.

Увидев трупы, он медленно обошел их, читая следы на снегу.

Один человек дрался здесь против четверых.

Первые трое погибли почти мгновенно — это говорило о незаурядной быстроте их противника. Четвертый же побежал куда-то в сторону. Человек в черном прошел по его следу и кивнул.

Так и есть, тут какая-то тайна. Одинокий воин был не один — у него имелся спутник, не принимавший участия в битве. Следы у этого другого небольшие, но промежутки между ними длинные. Женщина?

Да. Высокая женщина.

Человек в черном оглянулся на убитых.

— Хорошая работа, — глухо проговорил он из-под маски. — Чертовски хорошая. — Один против четверых. Немногие способны уцелеть в такой схватке — этот же не только уцелел, но и выиграл себе день без особых усилий.

Ринья ? Он, бывало, убивал молниеносно — дух захватывало от такой быстроты. Но он редко целил в шею, предпочитая вспарывать живот.

Аргонин ? Нет, этот умер. Надо же, как легко все забывается.

Кто же тогда? Кто-то неизвестный? Ну нет. В мире, где искусство владеть оружием имеет первостепенное значение, столь талантливых воинов можно пересчитать по пальцам.

Человек в черном еще раз изучил следы, восстанавливая картину боя, и наконец углядел в середине смазанный отпечаток. Воин-одиночка подпрыгнул и перевернулся в воздухе, словно танцор, прежде чем нанести смертельный удар.

Тенака-хан!

Это откровение, казалось, поразило человека в черном в самое сердце. В его глазах появился странный блеск, дыхание сделалось прерывистым.

Среди всех ненавистных ему людей Тенака держал первое место.

Но по-прежнему ли это так? Человек в черном слегка успокоился и стал вспоминать — воспоминания ложились точно соль на воспаленную рану.

— Мне следовало убить тебя тогда, — сказал он. — Убей я тебя тогда, ничего этого со мной не случилось бы.

Он представил себе, как Тенака умирает, как его кровь струится на снег. Зрелище не принесло ему радости, но жажда увидеть это воочию не утихла.

— Я заставлю тебя заплатить за все! И человек в черном зашагал на юг.

На второй день Тенака с Ренией продвинулись далеко вперед — никто не повстречался им на пути, на снегу не было даже следов. Ветер стих, и в чистом воздухе звенело предчувствие весны. Тенака почти все время молчал, Рения не докучала ему разговорами.

Ближе к сумеркам, когда они взбирались по крутому склону, она оступилась, упала, скатилась вниз и ударилась головой об узловатый корень. Тенака, подбежав, снял с нее бурнус и осмотрел рассеченный висок. Ее глаза раскрылись, и она свирепо рявкнула:

— Не трогай меня!

Тенака отодвинулся и протянул ей бурнус.

— Я не люблю, когда меня трогают, — примирительно сказала она.

— Хорошо, больше не буду. Но рану нужно перевязать. Она попыталась встать. Перед глазами все поплыло, и она вновь повалилась в снег. Тенака не стал помогать ей. Осмотревшись, он приглядел шагах в тридцати подходящее место для лагеря: деревья с развесистыми ветвями служили защитой от ветра и вьюги. Тенака решительно зашагал вперед, собирая на ходу хворост. Рения, посмотрев ему вслед, снова попробовала встать, но почувствовала дурноту, и ее охватила дрожь. Голова раскалывалась — боль накатывала волнами, насылая тошноту. И тогда она поползла по снегу.

— Обойдусь и без тебя, — прошептала она.

Тенака развел костер, подбросил веток, вернулся к бесчувственной Рении и поднял ее на руки. Он уложил девушку у огня, нарубил коротким мечом зеленых еловых лап, сделал из них постель, переложил туда Рению и укрыл одеялом. Потом осмотрел рану — трещины, насколько он понимал, не было, но на виске вспухла шишка величиной с яйцо, окруженная страшенным кровоподтеком.

Тенака погладил девушку по щеке, восхищаясь мягкостью ее кожи и стройностью шеи.

— Я не причиню тебе зла, Рения, — прошептал он. — Каким бы я ни был и каких бы подлостей ни совершал, женщин я не обижал никогда. Ни женщин, ни детей. Со мной тебе ничего не грозит... и твоей тайне тоже. Я-то знаю, что это такое. Я сам ни в тех, ни в сех — полунадир, полудренай. А тебе приходится еще хуже. Но я с тобой, и ты мне верь.

Он сел у огня. Хотел бы он сказать ей все это, когда она будет в сознании, — но знал, что не скажет. За всю свою жизнь он открыл сердце лишь одной женщине — Иллэ.

Прекрасной Иллэ, невесте, которую он купил на вентрийском рынке. Он улыбнулся своим воспоминаниям. Он уплатил за Иллэ две тысячи серебром и привел ее домой, но она наотрез отказалась лечь с ним в постель.

— Ну, довольно! — вспылил он. — Ты моя телом и душой! Я купил тебя!

— Ты купил бездыханный труп, — заявила она в ответ. — Тронь меня только — и я убью себя. А заодно и тебя.

— Вряд ли в такой последовательности у тебя что-то получится.

— Не смей насмехаться надо мной, варвар!

— Хорошо, чего же ты хочешь? Чтобы я перепродал тебя какому-нибудь вентрийцу?

— Женись на мне.

— И тогда, надо думать, ты воспылаешь ко мне любовью?

— Нет. Но я буду спать с тобой и постараюсь, чтобы тебе не было скучно со мной.

— Вот предложение, на которое трудно ответить отказом. Рабыня предлагает хозяину меньше того, за что он заплатил, за куда более высокую цену. С какой стати мне жениться на тебе?