В грудь ему вонзилась стрела — он посмотрел на нее и медленно извлек из тела. Галанд подоспел, когда мертвец уже занес нож над Райван, и взмахом меча отделил руку с ножом от туловища. Труп пошатнулся... и упал.
— Сильно же они хотят твоей смерти, — сказал Галанд.
— Не только моей — нашей.
— Нынче их желание исполнится.
Валтайя зашила девятидюймовую рану на бедре Райван и покрыла шов толстым слоем мази.
— Теперь у тебя не останется уродливого шрама, — пообещала она, завязывая рану.
— Да хоть бы и остался. Кто увидит шрам у меня на ляжке в мои-то годы?
— Чепуха — ты же красивая женщина.
— На мою красоту уже никто не польстится. Ты ведь живешь с Черной Маской, верно?
— Да.
— Давно ты его знаешь?
— Недавно, но он спас мне жизнь.
— Ясно.
— Что тебе ясно?
— Ты славная девушка, но чересчур серьезно относишься к своим долгам.
Валтайя села рядом с койкой и потерла глаза. Она так устала, что даже спать не могла.
— Ты всегда так скоропалительно судишь о людях?
— Нет. — Райван осторожно села и поморщилась от боли. — Но женщина всегда видит по глазам, влюблена другая женщина или нет. Когда я спросила тебя о Черной Маске, на твоем лице отразилась печаль. А когда ты сказала, что он спас тебе жизнь, все стало совсем очевидно.
— Разве это плохо — платить свои долги?
— Напротив, хорошо — особенно теперь. И Черная Маска — прекрасный человек.
— Я сделала ему больно, сама того не желая. Это из-за усталости. Обычно я спокойно смотрю на его лицо, а на этот раз попросила его надеть маску.
— Лейк как-то мельком увидел его без маски. И сказал, что лицо у него обезображено.
— Нет у него лица. Нос и верхняя губа сорваны, а остальное — сплошные рубцы. Один шрам так и не зажил и постоянно гноится. Ужас! Он точно мертвец. Я старалась... но так и не смогла... — И Валтайя залилась слезами.
— Не думай о себе плохо, девочка, — ласково сказала Райван, гладя ее по спине. — Ты старалась — большинство женщин и того бы не сделали.
— Я стыжусь себя. Не я ли говорила ему, что лицо — еще не мужчина. Я пыталась полюбить мужчину, но его лицо не дает мне покоя.
— Ты говорила правду. Все дело в том, что ты только пыталась полюбить его, но не любила. Ты взяла на себя слишком много.
— Но он такой благородный и такой несчастный. Он был Золотым Воином... он был всем.
— Да, а еще он был тщеславен.
— Откуда ты знаешь?
— Догадаться нетрудно. Вдумайся: молодой богатый аристократ становится генералом «Дракона». И что же потом? Он идет на арену и убивает там людей на потеху толпе. Многие его соперники были узники, вынужденные сражаться под страхом смерти. У них выбора не было, но у него был. И никакого благородства в этом нет. Мужчины! Что с них взять? Они никогда не делаются взрослыми.
— Как ты сурова к нему — а ведь он готов умереть за тебя!
— Не за меня. За себя самого. Он мстит.
— Это нечестно.
— Такова уж жизнь. Пойми меня правильно: он мне дорог. Очень дорог. Он замечательный человек. Но нет таких людей, которые были бы сплошь из золота, и нет таких, что сплошь из свинца. В людях перемешано и то, и другое.
— Это и к женщинам относится?
— Ну, мы-то, известно, из чистого золота, — фыркнула Райван. Валтайя улыбнулась. — Вот так-то лучше, девочка.
— Как ты это делаешь? Как остаешься такой сильной?
— Прикидываюсь.
— Неправда. Вчера ты обратила течение в другую сторону — ты была великолепна.
— Все очень просто. Они убили моего мужа и моих сыновей — мне нечего больше бояться. Отец мой говаривал, что человека, уверенного в своей правоте, ничто не остановит. Прежде я считала это вздором. Стрела в зобу остановит кого угодно. Но теперь я поняла смысл его слов. Цеска — явление ненатуральное, все равно что метель в июле. Он не способен победить, если против него восстанет достаточное количество народу. Весть о скодийском мятеже разойдется по всей империи, и следом за нами поднимутся другие. Взбунтуются полки, и все честные люди возьмутся за мечи. Он не может победить.
— Но здесь победа будет за ним.
— Это ненадолго.
— Ананаис верит, что Тенака-хан вернется с надирской армией.
— Я знаю — но в меня это бодрости не вселяет.
В соседней комнате без сна лежал Декадо — раненое плечо не давало ему покоя. Он улыбнулся, услышав слова Райван, и подумал: такую не проведешь.
Он смотрел в бревенчатый потолок. Боль не нарушала мира, в котором он пребывал. Катан рассказал ему о мальчике Сеорле, и Декадо чуть не прослезился. Все встало на место, и смерть больше не страшна.
Декадо привстал и сел на постели. Его доспехи лежали на столе справа. Доспехи Сербитара, вождя Дельнохских Тридцати.
Сербитара, судя по рассказам, мучили сомнения, и Дека-до надеялся, что в конце концов они разрешились. Знание — великое благо. Как мог он, Декадо, быть так слеп, когда истина сияла перед ним во всей своей кристальной ясности?
Встреча Ананаиса и Тенаки близ казарм «Дракона». Муха и Басурман. Декадо и Тридцать. Райван.
Все они — звенья таинственной магической паутины. И кто знает, сколько в ней еще других, не менее важных звеньев?
Валтайя, Рения, Галанд, Лейк, Парсаль, Торн, Туре?
Басурман отправился в далекую страну, чтобы спасти неизвестного мальчика. Кого суждено спасти этому мальчику?
Внутри паутины есть еще паутина, а в ней — множество других.
Быть может, и сами события — всего лишь звенья. Легендарное сражение при Дрос-Дельнохе через два поколения породило Тенаку-хана. И Муху. И «Дракон».
Это превышало понимание Декадо.
Боль в плече снова обожгла его, исторгнув из его груди глухой стон, но скоро боли не будет.