Подошли Декадо и Аквас.
— Генерал, — сказал Аквас, — командир Легиона оценил нашу позицию и созывает людей для лобовой атаки.
— Спасибо. На это мы и надеялись.
— Скорее бы, — пробормотал Аквас, почесывая светлую бороду. — Храмовники прорвали наш заслон и скоро узнают о принятых нами мерах — а узнав, передадут командиру.
— Если это случится, нам конец, — буркнул Ананаис.
— Можете ли вы, вложив в это всю вашу силу, отгородить от них командира? — спросил Тенака.
— Можем, — бесстрастно ответил Аквас, — но это сопряжено с большой опасностью для наших братьев.
— Мы все тут тоже не в игрушки играем, — огрызнулся Ананаис.
— Будет сделано, — кивнул Декадо. — Займись этим, Аквас.
Аквас закрыл глаза.
— Давай же, парень, — повторил Ананаис.
— Он уже приступил, — прошептал Декадо. — Не трогай его.
Горны Легиона пронзительно затрубили, и через несколько мгновений всадники в черных плащах показались у противоположного холма.
— Ступай обратно в середину, — сказал Ананаис Райван.
— Не обращайся со мной, как с молочницей!
— Я обращаюсь с тобой, как с нашим вождем, женщина! Если ты погибнешь при первой атаке, битва будет проиграна.
Райван отошла, и скодийцы наставили свои луки.
Одинокий горн протрубил атаку, и всадники помчались вниз с невысокого склона. Страх прошел по рядам защитников. Ананаис кожей почувствовал его и крикнул:
— Спокойно, ребята!
Тенака вытянул шею, чтобы рассмотреть легионеров: они шли по сто в ряд, и расстояние между шеренгами не превышало одного корпуса. Он тихо выругался. Первая шеренга достигла подножия холма и двинулась навстречу повстанцам уже медленнее из-за возрастающей крутизны. Вторая шеренга вследствие этого придвинулась к ней еще ближе. Тенака улыбнулся. В тридцати шагах от защитников первая шеренга ступила на мягкий дерн, прикрывавший тонкие ветки над вырытыми вчера траншеями. Легионеры рухнули вниз, точно подсеченные топором невидимого великана. Бьющиеся в ужасе кони второй шеренги, подошедшей слишком близко, последовали за первой.
— Вперед! — завопил Ананаис, и триста скодийских воинов бросились в атаку, рубя направо и налево. Оставшаяся сотня стреляла через головы товарищей по задним рядам легионеров — они придерживали лошадей и теперь представляли собой превосходные мишени. Командир Легиона Кареспа ругался с вершины холма на чем свет стоит. Перегнувшись в седле, он приказал горнисту трубить отбой. Пронзительные звуки понеслись над полем битвы, и Легион отступил. Кареспа махнул рукой влево, и кавалеристы, развернув коней, приготовились к атаке с фланга. Ананаис увел своих бойцов на вершину холма.
Легион снова пошел на приступ — но кони запутались в силках, разбросанных в высокой траве. Кареспа снова скомандовал отбой. Поставленный в тупик, он приказал своим людям сойти с коней и атаковать пешими. Лучники шли позади. Легионеры двигались медленно — их охватил страх. Щитов у них не было, и они были уязвимы для стрел.
На расстоянии, чуть превышающем дальность полета стрелы, передняя шеренга остановилась, готовясь к решающему броску. В это время за спинами словно из-под земли возник Лейк со своей полусотней — скодийцы сбрасывали с себя одеяла с нашитой на них травой и вылезали из канав, укрытых за гранитными валунами. Кареспа заморгал, не веря своим глазам.
Лейк быстро натянул тетиву, и все стрелки последовали его примеру. Их целью были вражеские лучники. Пятьдесят стрел взвились в воздух, за ними еще пятьдесят. Началось что-то невообразимое. Ананаис бросил свои четыре сотни в атаку, и Легион дрогнул. Кареспа повернулся, чтобы приказать горнисту трубить отбой, и замер в изумлении. Чернобородый воин, стащив с седла трубача, стоял, ухмыляясь, около Кареспы с кинжалом в руке. Рядом с такими же зловещими ухмылками на лицах стояли другие повстанцы.
Галанд поднес трубу к губам и протрубил печальный сигнал «Сдавайся». Трижды прозвучала труба, пока последние легионеры не сложили оружия.
— Все кончено, генерал, — сказал Галанд. — Сойдите-ка с коня.
— Будь я проклят, если сойду! — рявкнул Кареспа.
— Тогда вы умрете, — пообещал Галанд. Кареспа спешился.
В распадке сидели на траве шестьсот легионеров, а скодийцы обходили их, собирая оружие и панцири.
Декадо вложил меч в ножны и подошел к Аквасу, преклонившему колени перед лежащим на земле Аваддоном. На теле настоятеля не было ни царапины.
— Что случилось? — спросил Декадо.
— Он был сильнее всех нас — и мыслью, и даром. Он вызвался ограждать Кареспу от Храмовников.
— Он знал, что умрет сегодня!
— Он не умрет сегодня! — гневно бросил Аквас. — Не говорил ли я, что опасность слишком велика?
— Ну так что ж — Абаддон погиб, как погибли сегодня многие.
— Это не смерть, Декадо. Да, тело его мертво, но Храмовники забрали его душу.
Муха сидел на высокой стене висячего сада и смотрел на далекие горы — не покажется ли там победоносный Легион. Он испытал облегчение, когда Тенака попросил его остаться в городе, но теперь ему было не по себе. Конечно, он не воин, и в бою от него мало толку. Зато он по крайней мере знал бы, чем кончилось сражение.
Темные тучи собрались над садом, заслонив солнце. Муха запахнулся в свой синий плащ, слез со стены и стал прогуливаться по цветнику. Старый сенатор велел разбить этот сад около шестидесяти лет назад — его слуги втащили на башню не меньше трех тонн плодородной земли. Теперь здесь произрастали самые разные деревья, цветы и кустарники. Лавр и бузина соседствовали с падубом и вязом, а вдоль серых стен цвели белым и розовым вишни. Дорожка причудливо вилась между клумбами. Муха шел по ней, вдыхая ароматы сада.